В конце декабря 2021 года в Высшей школе экономики на базе Международного центра конкурентного права и политики БРИКС состоялось заседание Рабочих групп антимонопольных ведомств стран БРИКС по развитию конкуренции на продовольственных и фармацевтических рынках. Почему объединение БРИКС становится новым драйвером развития антимонопольной политики в глобальном масштабе и какова здесь роль Международного центра конкурентного права и политики БРИКС, работающего в НИУ ВШЭ, в интервью «РГ» рассказал директор центра Алексей Иванов. Директор Международного центра конкурентного права и политики стран БРИКС Алексей Иванов
О монополизации на глобальных рынках

Алексей Юрьевич, какова роль конкуренции в развитии глобальных рынков?

Алексей Иванов: Без здоровой конкурентной борьбы рыночная экономика выдыхается, теряет энергию. А происходит это, как правило, из-за концентрации рыночной власти «в одних руках» — будь это результатом сговоров или иной монополизации рынков. Эта власть позволяет привилегированным участникам рынка действовать уже не в конкурентной, а в монополистической логике, паразитируя на потребителях и прочих участниках экономических отношений. Монополизм — частая болезнь капиталистической системы. Он приводит к тому, что сигнальная система рынка и его механизмы, отвечающие за повышение эффективности производства и распределения благ, буксуют и тормозятся. А значит, она хуже работает с ограниченными ресурсами, хуже удовлетворяет потребности и желания людей. Парадокс в том, что монополии — это тоже естественный, хотя и нежеланный, результат работы капиталистической системы — она их порождает постоянно и, можно сказать, неизбежно. Это хорошо поняли в ключевых капиталистических странах еще в начале ХХ-го века в период активной индустриализации и вызванного ею бурного экономического роста. В качестве лекарства от развития монополизма стали принимать специальные законы и выстраивать многоаспектную правовую защиту конкуренции — своего рода иммунитет от монополизации рынка.

Работают ли эти «защитные» законы?

Алексей Иванов: Антимонопольные законы очень хорошо себя проявили в странах «капиталистического ядра» и стали неотъемлемым элементом дизайна рыночных институтов во всем мире. С начала 1990-х годов число стран, принявших антимонопольные законы, выросло более чем в пять раз — теперь развивать рыночную экономику без должной иммунизации от монополистических проявлений уже не принято.

Однако важнейшая часть глобальной капиталистической системы парадоксальным образом выпала из-под этой иммунной защиты. Несмотря на широкое распространение антимонопольных законов по странам мира в последние 30 лет, на уровне глобального рынка мир остается без антимонопольной защиты. Ни в рамках Организации Объединенных Наций, ни во Всемирной торговой организации (ВТО) не создано эффективных правовых механизмов защиты конкуренции в глобальном масштабе. Этим правовой режим защиты конкуренции сильно отличается, например, от глобальных режимов охраны интеллектуальной собственности или свободы торговли и поощрения инвестиций, которые поддерживаются обязательными международными договорами, лежащими в основе той же ВТО, Всемирной организации интеллектуальной собственности и т.д. Можно сказать, что либерализация мировой торговли и в целом глобализация экономики в последние десятилетия аномальным образом шла без должной иммунизации от проявлений монополизма. Возможно, в этом и состоит одна из причин разбалансированности глобальной экономики сегодня. Согласно недавним отчетам ЮНКТАД и ряда других авторитетных организаций, мировая экономика достигла самого высокого уровня концентрации капитала со времен Великой депрессии 1920-х годов. А мы хорошо помним, к каким социальным катастрофам привели подобные дисбалансы в те годы, однако мало что делаем, чтобы сбалансировать мировую экономику, пока это уже не окажется слишком поздно.

Разве в организациях, регулирующих мировую экономику, этого не знают?

Алексей Иванов: Нет, нельзя сказать, что архитекторы современной системы регулирования мировой экономики этого не понимают. Изначально в дизайне ВТО содержалось универсальное соглашение о защите конкуренции в глобальной экономике, подобное Соглашению ТРИПС, которым введены единые для всех стран-членов ВТО стандарты охраны интеллектуальной собственности. Подобные единые стандарты защиты конкуренции на мировом уровне вполне могли бы сбалансировать процессы глобализации, подобно тому, как промышленный рост в США в начале ХХ-го века был сбалансирован антимонопольным законодательством. Однако в ходе Уругвайского раунда торговых переговоров в 1994 году это соглашение было исключено из архитектуры ВТО. Кстати, прообраз ВТО — Международная торговая организация (МТО), созданная в 1948 году как часть ООН, в своем уставе содержала детальное регулирование различных форм монополистической деятельности, которые запрещались на глобальном уровне. К сожалению, МТО так и не заработала из-за начавшейся «холодной войны» и обострения отношений между экономическими блоками.

Отсутствие международного правового режима защиты конкуренции открывает большой простор для монополизма именно на глобальном уровне. Многие страны, включая США, до сих пор часто сквозь пальцы смотрят на монополистическую деятельность своих компаний на глобальном уровне. Это создает определенные перекосы в мировой экономике, когда откровенно неприглядные практики, запрещенные на национальном уровне, становятся нормой в международной торговле.

Как можно изменить эту ситуацию и возможно ли это сейчас?

Алексей Иванов: Идеальным решением проблемы было бы принятие международного соглашения о защите конкуренции, как это было задумано в рамках МТО и сделано в отношении охраны интеллектуальной собственности, например. Но вероятность такого развития событий невысока, во-первых, из-за низкой функциональности ключевых международных организаций сегодня — ни в ООН, ни в ВТО невозможно достигнуть консенсуса и по более острым проблемам, а во-вторых, из-за отсутствия заинтересованности США в переносе регуляторных полномочий в этой сфере на уровень международных организаций. США это просто невыгодно, особенно в технологической сфере.

Иным возможным решением проблемы является выработка правил защиты конкуренции на глобальных рынках, которые носили бы не универсальный характер, но охватывали значительный круг стран, тем самым формируя критическую массу поддержки соответствующих правил поведения для глобального бизнеса и тем самым делая их стандартом добросовестной экономической деятельности на международном уровне de facto. Но США и ЕС уже сложили соответствующие механизмы кооперации — прежде всего, в рамках Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), выросшей из т.н. «плана Маршалла» по послевоенной реконструкции Европы, а также разных форм двустороннего сотрудничества. И страны за рамками этого «капиталистического ядра», в основном, исключены из этих форматов сотрудничества или участвуют в них лишь на правах наблюдателей. Как результат, выработка правил добросовестной конкуренции для глобального бизнеса редко учитывает интересы стран за рамками тесного сообщества развитых экономик. Нехватка более инклюзивных форматов выработки и согласования правил конкуренции на глобальном уровне очевидна. Именно поэтому трудно переоценить значимость кооперации стран БРИКС в антимонопольной сфере.

БРИКС играет все более важную роль в антимонопольном регулировании

Насколько эффективно объединение БРИКС может отстаивать свои экономические интересы?

Алексей Иванов: Страны БРИКС — это интересная группа экономик, которые объединены тем, что по ряду причин не являются членами «закрытых клубов» стран «капиталистического ядра». Они во многом чужие для все еще доминирующих в международных делах США, ЕС и их ближайших союзников. Причем каждая страна чужеродна для этой тесной группы по разным причинам и в разной степени, но это не меняет базовой проблемы их низкой вовлеченности в выработку правил игры в мировой экономике, сложившихся в годы «Вашингтонского консенсуса» 1990-х и начала 2000-х. В силу своих различий — экономических, социальных, геополитических — страны БРИКС вряд ли способны сформировать единую повестку мирового развития по аналогии с уже утратившим свою силу «Вашингтонским консенсусом». Однако именно в силу своих различий страны БРИКС могут договориться о том, какой они не хотели бы видеть мировую экономику. И ключевым словом, которое уже фактически объединяет их в этом вопросе, является «многополярность» — иными словами, разнообразие форматов, путей и способов организации экономической жизни. Странам БРИКС не хватает именно разнообразия в мировой экономической жизни. В ней слишком много навязанных доминирующей группой жестких форм — либо так, либо никак, или, как говорят американцы, «take it or leave it». Например, либо охраняйте патенты транснациональных компаний на условиях «ТРИПС Плюс», либо выключайтесь из мировых цепочек создания стоимости. Третьего, что называется, не дано. Но такой подход — это не что иное, как проявление монополизма в организации мировой экономической системы.

У стран БРИКС другой подход к этой проблеме?

Алексей Иванов: Страны БРИКС, будь то Китай, Россия или ЮАР, кровно заинтересованы в большем разнообразии глобальных моделей экономической жизни, чтобы в финансовых и технологических стандартах, цифровых платформах и фармацевтических решениях не доминировала одна точка зрения, один подход. И это не только вопрос обиды на то, что нас «не позвали» заниматься дизайном финансовых рынков или определять правила работы глобальных цифровых платформ, но и вопрос устойчивости и сбалансированности всей мировой экономики. Кризис 2008 года хорошо продемонстрировал, насколько хрупким является сложившийся монорежим управления мировой экономикой. Как монокультуры в сельском хозяйстве приводят к нарушению устойчивости экосистем, так и мономодели организации мировой экономики ведут к дисбалансам. Биоразнообразие — это основа устойчивости любой экосистемы в природе. Разнообразие форматов организации и устройства мировых рынков — основа устойчивого развития мировой экономики. Поддержание этого социально-экономического разнообразия и есть суть здоровой проконкурентной политики. В глубинном смысле защита конкуренции — это защита социально-экономического разнообразия, недопущение монополизации происходящих в экономике процессов. Доминирующим субъектам такая борьба за разнообразие бывает не очень выгодна, поскольку она снижает их монополистическую ренту. А вот странам, которые уже способны достойно конкурировать на мировом уровне, но в силу такого моноустройства мировой экономической системы заведомо находятся в менее выгодном положении, более разнообразная, полиформатная система организации мировой экономики, представляется важной.

Возможна ли сегодня такая модель и при каких условиях?

Алексей Иванов: Антимонопольная сфера долго не была в приоритете кооперации стран БРИКС по ряду причин. Одной из них, безусловно, было восприятие антимонопольного законодательства в его так называемом «чикагском изводе», т.е. в виде набора формально очерченных правил поведения на рынке, разработанных и активно продвигаемых в 1980-е и 1990-е годы в США и странах Запада в целом группой экономистов, юристов и политиков, которых принято называть Чикагской школой в антимонопольном праве. Эта группа, активно поддерживаемая неолиберальными правительствами Рейгана, Тэтчер и др., много сделала, чтобы выхолостить из антимонопольного права его изначальную политическую функцию балансировки перекосов в функционировании рыночной экономики. До недавнего времени это создавало у развивающихся стран впечатление, что антимонопольное право можно применять только одним образом — в том виде, в каком под влиянием идей Чикагской школы его интерпретировали в ОЭСР. Монополизм на рынке идей затронул и само антимонопольное право. Тем не менее как «Вашингтонский консенсус» в сфере организации мировой экономики, так и «Чикагский консенсус» в антимонопольном праве, наконец, были разрушены. Причем рухнули они, прежде всего, в самих странах Запада, чему немало способствовал финансовый кризис 2008 года. С середины 2010-х в мире начался процесс активного переосмысления принципов антимонопольного регулирования, который особенно ускорился в последние два года. В США и Европе об антимонопольном праве стали все больше говорить как о важнейшем инструменте балансировки цифровой экономики и вообще работы с социально-экономическими рисками технологической и сопутствующей ей социальной трансформации. Возврат к исходному смыслу антимонопольного права, сильно искаженному последующими интерпретациями Чикагской школы, стал лейтмотивом антимонопольных дискуссий по всему миру. И именно в этом качестве антимонопольное право оказалось особенно привлекательным для стран БРИКС. Его исходный смысл как инструмента повышения разнообразия форм экономической жизни и противодействия социально-экономическим эксцессам технологических революций соответствует смыслу сотрудничества стран БРИКС в целом.

Как трактуют сотрудничество в этой сфере страны БРИКС?

Алексей Иванов: Сотрудничество в антимонопольной сфере может быть ситуативным. Наличие общих разделяемых принципов не означает, что страны БРИКС обязаны строго действовать по определенной схеме в любых обстоятельствах. Конкурентное право — само по себе более гибкий инструмент управления экономическими процессами, чем другие правовые институты. Природа антимонопольного регулировании состоит в борьбе со злоупотреблениями и перекосами, а они могут приобретать самые неожиданные формы. Многое зависит от социально-экономических условий, а следовательно, высока роль здорового усмотрения регулятора. У антимонопольных ведомств стран БРИКС должен в хорошем смысле появиться аппетит к совместному действию по защите конкуренции на глобальных рынках. А он приходит, как известно, во время еды.

Конкретные примеры взаимодействия: продовольственные рынки

Какие форматы сотрудничества возможны на данном этапе?

Алексей Иванов: Первое общее дело, которое антимонопольные ведомства стран БРИКС рассмотрели в тесном взаимодействии, обсуждая не только проблемы своих национальных рынков, но более общие вопросы организации мировой экономики, касалось продовольственной сферы. В 2015 году в ходе российского председательства в БРИКС была создана первая рабочая группа антимонопольных ведомств наших стран — она была посвящена исследованию проблем конкуренции на глобальных рынках продовольствия. Деятельность этой рабочей группы состояла не только в обмене опытом, но прежде всего в выявлении проблем глобальных агропродовольственных рынков. Это потребовало от антимонопольных ведомств нового взгляда — необходимости посмотреть на состояние конкуренции в своих странах через призму глобальных цепочек создания стоимости в агропродовольственной сфере. В этом деле впервые был протестирован формат работы, в котором научные круги стран БРИКС объединились для помощи антимонопольным ведомствам. Научно-экспертная поддержка рабочей группы антимонопольных ведомств стран БРИКС по продовольственным рынкам координировал с 2015 года Институт права и развития ВШЭ-Сколково, но включала в себя ученых, занимающихся антимонопольным правом и регулированием агропродовольственных рынков из всех стран БРИКС. В тесной кооперации с антимонопольными ведомствами наших стран они подготовили масштабный доклад о проблемах конкуренции на глобальных агропродовольственных рынках и путях их решения. Доклад мы представили на антимонопольной конференции стран БРИКС в Бразилии 7 ноября 2017 года — по стечению обстоятельств в день столетия русской революции. Этот доклад, который в сокращенном виде недавно вышел в виде книги в издательстве Cambridge University Press, позволил существенно изменить подход антимонопольных ведомств стран БРИКС к анализу агропродовольственных рынков. Но самое главное, эта работа дала конкретные практические плоды для антимонопольной кооперации наших стран.

В чем это выразилось?

Алексей Иванов: Наша работа совпала с серией глобальных сделок экономической концентрации в агропродовольственной сфере. За несколько лет число компаний, занимающихся в мире селекцией ключевых сельскохозяйственных культур, а также связанным с ней агрохимическим бизнесом, резко сократилось — эти рынки уверенно шли от конкурентного состояния к состоянию тесной олигополии. Как мы выяснили, этот процесс был вызван изменением подходов к патентной охране биотехнологических изобретений в США и ЕС, а также резким технологическим изменением самой отрасли. Кратное ускорение селекционной работы, появление возможности даже в конвенциональных селекционных программах, не задействующих трансгенные технологии, быстро и с высокой эффективностью достигать заданных свойств у растений, сделали этот рынок интересным для крупного капитала. Добавьте сюда цифровизацию, которая позволяет выстроить эффективную «последнюю милю» продаж семян и агрохимии, и вы получите интересную для любой транснациональной компании выигрышную комбинацию из мощных сетевых эффектов и масштабируемых передовых технологических решений. Естественно, когда глобальный капитал приходит в какую-то сферу, он устанавливает свои правила игры и стремится именно к глобальному доминированию. Это и начало происходить на всей протяженности глобальных продовольственных цепочек. В 2015-2018 годах рабочая группа сфокусировалась на первичном участке цепочки создания стоимости в АПК — на рынках семян и агрохимии. Это позволило занять активную позицию в отношении ряда глобальных сделок экономической концентрации, которые происходили тогда в мире. Наиболее эффективным как с точки зрения демонстрации возможностей антимонопольной кооперации стран БРИКС, так и реальных экономических эффектов для наших стран, стало дело по согласованию сделки слияния двух глобальных агротехнологических гигантов — Bayer и Monsanto. Новый глобальный конгломерат объединил в себя не только новейшие технологические платформы селекционной и агрохимической работы, но и мощнейшую цифровую платформу для точного земледелия. За счет консолидации технологий, больших данных и платформенных решений объединенная компания могла оказать чрезмерное влияние на состояние конкуренции как на всем глобальном рынке, так и на рынках стран БРИКС в отдельности.

Повлияла ли работа группы БРИКС по продовольственным рынкам на национальное правоприменение?

Алексей Иванов: Наши антимонопольные регуляторы должны действовать в своих национальных границах, но глобальный взгляд на проблему, понимание того, как устроены и как трансформируются глобальные агропродовольственные рынки, позволили сделать национальное правоприменение существенно более эффективным. А достижение консенсуса между антимонопольными ведомствами стран БРИКС в рамках этой рабочей группы позволило резко повысить переговорную силу наших антимонопольных ведомств в общении с глобальными корпорациями. В отсутствие международного режима защиты конкуренции многие транснациональные компании либо игнорируют антимонопольные требования небольших стран, либо ведут себя таким образом, чтобы всячески затруднить принятие неключевыми юрисдикциями жестких антимонопольных решений. Для этого существует множество стратегий поведения, включая ограничение в предоставлении информации, манипулирование процессуальными правилами и т.д. Снизить эффективность таких стратегий глобальных компаний может как раз кооперация антимонопольных ведомств. В деле Bayer-Monsanto нам впервые удалось выстроить коммуникацию между антимонопольными ведомствами стран БРИКС и глобальными корпорациями таким образом, чтобы переговоры об условиях согласования этой сделки велись более-менее консолидированно с учетом интересов всех стран БРИКС и развивающегося мира в принципе. Непосредственным результатом этой работы стало применение таких мер антимонопольного реагирования на усиливающуюся экономическую концентрацию в мировой агропродовольственной сфере, которые позволили существенно снизить негативные последствия от данной сделки. В частности, по требованию ФАС России и похожим требованиям других регуляторов стран БРИКС объединенная компания Bayer-Monsanto предоставила целый пакет уникальных технологических решений нашим селекционерам, а также обязалась придерживаться довольно жестких недискриминационных требований в работе своей цифровой платформы, которые исключили быструю монополизацию российского рынка решений по цифровизации АПК. Это решение ФАС России, принятое в тесной кооперации с антимонопольными ведомствами стран БРИКС и опиравшееся на глубокую научную экспертизу, предоставленную в рамках рабочей группы экспертами из университетов стран БРИКС, стало прецедентом эффективного сотрудничества в антимонопольной сфере на благо развития наших экономик.

Какое продолжение это имело в дальнейшем?

Алексей Иванов: Прецедент показал антимонопольным ведомствам перспективы и потенциал возможного сотрудничества в формате таких рабочих групп и их тесного взаимодействия с научным сообществом. Можно определенно сказать, что после этого дела антимонопольные ведомства стран БРИКС стали гораздо активнее думать о более тесной кооперации. Именно для ее расширения и углубления на базе Института права и развития ВШЭ-Сколково в 2018 году был создан Антимонопольный центр БРИКС, призванный стать точкой кристаллизации, с одной стороны, академических кругов наших стран, а с другой — научной поддержки совместных проектов антимонопольных ведомств стран БРИКС.

Фото: Международный центр конкурентного права и политики БРИКС при НИУ ВШЭЦифровые рынки: в поисках новых подходов

Как решаются в рамках антимонопольного трека БРИКС проблемы цифровизации экономики?

Алексей Иванов: Следующим большим проектом после анализа продовольственных рынков для Антимонопольного центра БРИКС стало изучение вызовов для антимонопольного регулирования, которые породила цифровизация мировой экономики. Цифровая экономика по своей сути представляет новый экономический уклад, меняющий очень многие аспекты работы бизнеса и его взаимодействия с потребителями.

Рабочая группа антимонопольных ведомств стран БРИКС по цифровой экономике начала свою работу сразу по завершении продовольственного проекта и осенью 2019 года на антимонопольной конференции БРИКС, которая проходила в Москве, представила подробный доклад о ключевых вызовах и проблемах, которые для антимонопольных ведомств представляют процессы цифровой трансформации мировой экономики. В 2019 году многие эксперты еще настаивали, что рост власти цифровых монополий — это временное явление, и для его сдерживания можно ограничиться тем же антимонопольным инструментарием, что и для рынков индустриальной экономики. Мы в своем докладе указали на неверность такого подхода — цифровая экономика обладает целым рядом особенностей в организации взаимодействия участников рынка, способах накопления и удержания рыночной власти и т.д. В цифровой экономике не работает классический закон соотношения спроса и предложения. Самые успешные игроки цифровой экономики — это те, кто смог подчинить себе потребительский спрос. Ценообразование как сигнальная система рынка также перестает работать в условиях широкого распространения ценовых алгоритмов и контроля цен в цифровых экосистемах, в которые сегодня погружена добрая половина всей мировой экономики. Разве можно сказать, что на цифровой платформе того или иного агрегатора такси, например, происходит свободное объединение спроса и предложения? Роль организаторов цифровых платформ и экосистем в чем-то напоминает роль Госплана в плановой экономике. Эти цифровые госпланы подменяют собой рыночные отношения, распространяя свое влияние на все новые сферы экономической жизни. Перед антимонопольными органами в связи с этим остро встает вопрос: «Как регулировать отношения внутри таких цифровых экосистем?» В нашем докладе мы попытались наметить возможные пути трансформации антимонопольного регулирования в условиях цифровой экономики. И, к нашему удовлетворению, попали во многие тренды, которые в полной мере проявились уже в 2020 и 2021 годах. Многие новые механизмы антимонопольного регулирования, которые сейчас уже оформились в виде законопроектов в США, Европе и Китае, мы предвосхитили в том докладе.

Как цифровая трансформация повлияла на антимонопольную практику стран-членов БРИКС?

Алексей Иванов: Например, для Китая цифровая экономика стала поводом для системного пересмотра всей своей антимонопольной повестки. Если до 2020 года антимонопольная политика в Китае была весьма сдержанной и скроена по традиционной для индустриальных стран чикагской модели, то, столкнувшись с вызовами цифровой экономики, китайский регулятор занял системно другую позицию — проактивную, динамичную, вовлеченную. Недавние антимонопольные дела против компаний Alibaba, Tencent, Meituan, DiDi и других лидеров китайской цифровой экономики могут украсить портфолио любого ведущего антимонопольного ведомства в мире. Китай довольно быстро перешел в антимонопольной сфере из роли прилежного ученика в роль законодателя новой моды.

К слову, нельзя не отметить, что многие из дискуссий, которые мы вели с китайскими коллегами в 2017-2020 годах, нашли живое отражение в антимонопольной политике этого ключевого участника объединения БРИКС. Глава Главного государственного антимонопольного управления КНР г-жа Гань Линь была осенью 2019 года в Москве на презентации доклада по цифровой экономике, подготовленного Антимонопольным центром БРИКС, а также участвовала в целом ряде совместных консультаций и обсуждений вопросов антимонопольного сотрудничества стран БРИКС. «Я считаю, что Антимонопольный центр БРИКС обладает огромным потенциалом для содействия углублению сотрудничества между нашими ведомствами, определения общей повестки для антимонопольных органов БРИКС, а также организации постоянных консультаций по всем актуальным вопросам», — отметила она на недавней встрече глав антимонопольных ведомств наших стран. Такая поддержка от китайских коллег нашей работе не может не вселять надежду в перспективы антимонопольного сотрудничества стран БРИКС.

В ноябре прошлого года в Китае прошла уже 7-я антимонопольная конференция стран БРИКС, на которой был представлен проект доклада о возможных подходах к антимонопольному регулированию цифровых экосистем. Расскажите о нем подробнее.

Алексей Иванов: В основе этого подхода лежит понимание того, что экосистема — это особый тип организации рыночных отношений, обладающий большим сходством со сложными живыми системами, нежели с индустриальными организациями. Антимонопольное регулирование таких сложных живых систем должно строиться исходя из целого ряда особенностей — с учетом большого значения «слабых связей», высокой гибкости, изменчивости и адаптивности таких систем. В экологии и биологии уже наработан большой опыт изучения и работы со сложными живыми системами. Проект мы реализуем совместно с Международным институтом прикладного системного анализа (IIASA), имеющим богатый опыт изучения и математического моделирования сложных систем. На наш взгляд, пришло время этот опыт транслировать в антимонопольную сферу. В своей презентации на недавней антимонопольной конференции стран БРИКС я обращал внимание на цикличность развития живых систем, на то, что экосистемы находятся всегда в движении, а внутри них происходит динамичное взаимодействие разных начал. Эти идеи, по словам наших китайских коллег, резонируют с традиционными китайскими представлениями о циклическом развитии всего живого по У-Син — пятиэлементной матрице эволюции живых систем. У-Син активно используется в китайской медицине не просто для лечения, а для недопущения болезней, ведь именно это должно быть задачей идеального врача, по мнению китайских целителей. Было бы хорошо, если бы и антимонопольное регулирование в цифровой экономике было направленно именно на недопущение таких перекосов в развитии рыночной системы, которые уже поздно или слишком опасно устранять. Синтез новейшего экологического знания и многотысячелетней китайской традиции, на наш взгляд, может придать важный импульс трансформации антимонопольного регулирования в эпоху цифровых экосистем.

Равный доступ к лекарствам: роль антимонопольного регулирования

Осенью 2020 года Антимонопольный центр БРИКС, работавший на базе Института права и развития ВШЭ-Сколково, был преобразован в Международный центр конкурентного права и политики стран БРИКС и стал самостоятельным подразделением Высшей школы экономики. Какие задачи перед ним ставятся?

Алексей Иванов: Распоряжением правительства Российской Федерации от 24 сентября 2020 года центру придан статус ключевой научно-экспертной организации обеспечения сотрудничества стран БРИКС в антимонопольной сфере. С началом пандемии на первый план вышли также вопросы лекарственного обеспечения и борьбы с новой коронавирусной инфекцией. Эти темы стали предметом обсуждений на другой рабочей группе антимонопольных ведомств стран БРИКС — по фармацевтическим рынкам. Две страны БРИКС: Индия и ЮАР инициировали в ВТО важнейший вопрос о временном снятии патентной охраны с вакцин от коронавируса для более активного их производства в мире. Этот подход был поддержан также Китаем и Россией.

Президент России Владимир Путин в этой связи отметил: «Есть идея, которая, на мой взгляд, заслуживает внимания, а именно снять вообще патентную защиту с вакцин против COVID-19. И это не только не противоречит, но, насколько я понимаю, соответствует определенным правилам Всемирной торговой организации, которая предусматривает снятие подобной патентной защиты в чрезвычайных обстоятельствах. Пандемия — это и есть чрезвычайная ситуация… Безусловно, Россия поддержала бы такой подход». Снятие патентной охраны с вакцин, по оценке целого ряда экспертов, кратно ускорило бы темпы вакцинации в развивающихся странах, которые сейчас являются основными источниками новых штаммов коронавируса именно из-за низкого уровня иммунизации населения. Не зря именно из Индии и ЮАР пришли наиболее опасные и заразные мутации коронавируса — штаммы дельта и омикрон. Если бы предложения БРИКС по снятию патентной охраны не были заблокированы в ВТО странами ЕС, прежде всего Германией, то сейчас, вероятно, уровень иммунной защиты человечества был бы существенно выше.

Как эта тема развивалась на уровне БРИКС дальше?

Алексей Иванов: Проблемы несбалансированной патентной охраны лекарственных препаратов, которая вредит как общественному здоровью, так и инновационному развитию в фармацевтической отрасли, стали предметом активных обсуждений в рамках рабочей группы антимонопольных ведомств стран БРИКС по фармацевтическим рынкам. Антимонопольный центр БРИКС также оказывал активное научно-методическое содействие этой работе. Одним из прямых ее результатов стала смена подходов к механизмам принудительного лицензирования в фармацевтике в нашей стране. Эти механизмы являются цивилизованным способом балансировки патентных прав в условиях их противоречия важным общественным интересам. Как и в отношении вещной собственности, к собственности интеллектуальной во всех странах мира применяются механизмы балансировки, часто вытекающие из антимонопольных требований. Почти все развитые юрисдикции так или иначе использовали и используют механизмы принудительного лицензирования, особенно для сферы здравоохранения. К этому же призывает ВТО в Дохийской декларации о ТРИПС и здравоохранении 2011 года. В России же до конца прошлого года эти механизмы совершенно не использовались, что резко снижало как нашу переговорную силу в отношениях с глобальными фармкомпаниями, так и возможности по развитию национальной фармпромышленности.

Какие решения были приняты в практическом смысле и к чему они привели?

Алексей Иванов: Было принято решение о выдаче первой в истории современной России принудительной лицензии на препарат по лечению коронавирусной инфекции, принадлежащей американской компании Gilead. Оно, наконец, изменило аномальную практику отказа от защиты собственных интересов в развитии национальной системы здравоохранения и проактивного стимулирования конкуренции в фармотрасли нашей страны. Решение было оспорено в мае 2021 года в Верховном суде России, но устояло. Антимонопольный центр БРИКС помогал ФАС и правительству России в научно-методической проработке этого вопроса, подключив широкую сеть международных экспертов. Страны БРИКС очень близки друг другу в понимании того, что действующий режим патентной охраны, сложившийся в мире в 1990-е годы и зацементированный в рамках ВТО, зачастую вредит и общественному развитию, и инновациям. Этот консенсус стран БРИКС может стать фундаментом для системного пересмотра режима охраны интеллектуальной собственности в мире с целью снижения доли рентных доходов в мировой экономике и повышения конкурентной динамики. Инициатива Индии и ЮАР по снятию патентной охраны с вакцин — это первый, пусть и не вполне удачный, консолидированный подход стран БРИКС к данной теме. Развитие этого направления станет одним из приоритетных для Международного центра конкурентного права и политики БРИКС на 2022-й год.

Источник